Видно было, что она все еще злится на меня за то, что я их не пустил в пятый «А». Смехом он, безусловно, закалял наши лукавые детские души и приучал нас относиться к собственной персоне с ониона достаточным чувством юмора.
Может, тор и провалился бы, если б прямо под нашим классом не находилась учительская. И всегда чего-нибудь боялся.
Звали его Харлампий Диогенович. Нет, сказал Харлампий Диогенович с вежливой враждебностью, чувствуя, что какое-то санитарное мероприятие может сорвать ему урок. В общем, задача была какая-то запутанная и глупая.
Докторша сказала, что так, мол, и так, надо ребятам делать уколы. Смешным мог оказаться каждый. Да, организованно, повторил я серьезно, боясь, что она, как и директор, не поверит в нашу способность организованно сходить в музей.
Спросил Харлампий Диогенович с доброжелательным любопытством. Так что списывали мы только в самом крайнем случае, если уж никакого выхода не было. Он не понимает, зачем ему, отличнику, пересаживаться к Авдеенко, который плохо учится. Но вот распахнулась дверь, и докторша вместе с этой Галочкой вошли в класс. Но вот Харлампий Диогенович садится на место.
Он хотел, чтобы с запахом лекарства из класса вышел дух больничной свободы. Тишина стояла такая жуткая, что иногда директор испуганно распахивал дверь, потому что не мог понять, на месте мы или сбежали на стадион. А теперь Харлампий Диогенович, наверное, заметил мое волнение и первым меня вызовет. Харлампий Диогенович гневно посмотрел на меня, а докторша ловко подсунула ему под нос флакончик. Видно было, что она всеми силами корчит из себя взрослую. Можно, я им покажу, где пятый «А»? И если уж ты оказался смешным, хотелось во что бы то ни стало доказать, что ты хоть и смешной, но не такой уж окончательно смехотворный. Класс заволновался, но Харлампий Диогенович приподнял брови, и все притихли.
Все равно все помнили, как его звали раньше, и при случае напоминали ему об этом. Дежурного не оказалось, и Харлампий Диогенович заставил самого старосту стирать с доски. К счастью, нашего директора не послушались и стадион оставили на месте, только деревянный забор заменили каменным. Спина его от напряжения была твердая, как доска.
Я догнал докторшу и медсестру еще в коридоре нашего этажа и пошел с ними. Он не сразу взял кинжал, а сначала сунул его в солому, которой была покрыта Хижина Дореволюционного Бедняка. Я испугался и ругал себя за то, что сначала согласился с футболистом, что задача неправильная, а потом не согласился с отличником, что она правильная.
Я даже не посмотрел в ее сторону, показывая, что никто и не думает считать ее взрослой. Смеялся даже Шурик Авдеенко, самый мрачный человек нашего класса, которого я же спас от неминуемой двойки. Отвернись и не смотри, говорил я ему. Вообще-то у нас шли разговоры о том, чтобы организованно пойти в краеведческий музей и осмотреть там следы стоянки первобытного человека.